Tragedy of great culture and civilization: When love (and adoration) is blind or politically impotent and when Russia's enemies turned out to be more effective (even though malefficient) students of Russian literature

The sad and strange paradox of Russia is that its woes and evils were diagnosed and laid out by its best writers, notably by Dostoevsky. And while these writers were greatly read and adored (except for the liberals both the old and the current), the political teaching and Cassandra-like warning has been unheeded. It did not illuminate either the mind or the soul--bouncing back like beans thrown against the wall. And to make it worse, the political wisdom of these writers such as Dostoevsky, has been studied by by the anti-Russian party and much understood and then applied through a sort of inversion or reverse engineering against Russia herself.

Thus the insights of the Russian writers both praised and trivialized by the devoted amateurs of Russian literature have been turned from instruments of saving Russia into the weapons of Russia's corruption and destruction in the hands of Russia's smart and learned Machiavellian enemies.

And yet the essence of the anti-soviet, anti-Russian, and post-soviet program of Russia's destruction and dissolution was already revealed and described by Dostoevsky in his novel, Demons (i.e. The Possessed).

Трагискеский и странный парадокс России состоит в том, что ее беды и зло были изложены и описаны классиками русской литературы, в частности Достоевским. И хотя эти писатели много читались и были и есть предметом любви и восторга (но возненавидены либералами как старыми, как старыми так и новыми), их политическое учение и Кассандрино предупрежедние было вцелом проигнорировано и не использовано. Это насущное учение не просветило ни ум ни душу - оно было принято как бобы брошенные на стену. А что ещё хуже, политическая мудрость этих авторов, таких как Достоевский, былa тщательно и очень хорошо изученa антироссийской партией зарубежом и применена посредством инверсии или реинжинирингa против России. И так идеи не восприняты довольно всерьёз русскими почитателями русской литературы превратились из инструментов спасения России в оружие ее коррупции и разрушения в руках умных и ученых макиавеллиевских врагов России.

И так вся суть анти-советской, анти-русской и пост-советской программы разрушения и разгрома России была уже описана Достовским в его романе Бесы. Но для Русских и русских лидеров какбы зря:

"Слушайте, мы сначала пустим смуту, — торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. — Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут, да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают. Я без дисциплины ничего не понимаю. Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их Богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают! С другой стороны, послушание школьников и дурачков достигло высшей черты; у наставников раздавлен пузырь с желчью; везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный... Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмём? Я поехал — свирепствовал тезис Littré, что преступление есть помешательство; приезжаю — и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере благородный протест. «Ну как развитому убийце не убить, если ему денег надо!» Но это лишь ягодки. Русский Бог уже спасовал пред «дешовкой». Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: «двести розог, или тащи ведро». О, дайте взрасти поколению. Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они ещё попьянее стали! Ах как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идёт... — Жаль тоже, что мы поглупели, — пробормотал Ставрогин и двинулся прежнею дорогой. — Слушайте, я сам видел ребёнка шести лет, который вёл домой пьяную мать, а та его ругала скверными словами. Вы думаете я этому рад? Когда в наши руки попадёт, мы пожалуй и вылечим... если потребуется, мы на сорок лет в пустыню выгоним... Но одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь — вот чего надо! А тут ещё «свеженькой кровушки», чтоб попривык. Чего вы смеётесь? Я себе не противоречу. Я только филантропам и шигалёвщине противоречу, а не себе. Я мошенник, а не социалист. Ха-ха-ха! Жаль только, что времени мало. Я Кармазинову обещал в мае начать, а к Покрову кончить. Скоро? Ха-ха! Знаете ли, что я вам скажу, Ставрогин: в русском народе до сих пор не было цинизма, хоть он и ругался скверными словами. Знаете ли, что этот раб крепостной больше себя уважал, чем Кармазинов себя? Его драли, а он своих богов отстоял, а Кармазинов не отстоял." Достоевский, Федор Михайлович. Бесы